Артур Кларк - Пески Марса [сборник]
Серой дымкой за кормой промелькнул Корнуолл — так быстро, что Дирк не успел разглядеть деталей. Казалось, где-то за этими суровыми скалами король Марк до сих ждет, затаясь, прибытия корабля, на борту которого плывет Изольда, а где-то среди холмов Мерлин все еще говорит с ветрами и размышляет о своей печальной судьбе. С такой высоты эта земля выглядела точно так же, как в те времена, когда каменщики положили последний камень в стену замка Тинтагель[2].
Лайнер снижался в пелене облаков — таких ослепительно белых, что у Дирка заболели глаза. Сначала мелькали небольшие просветы, но вскоре Дирк понял, что слой облаков толщиной почти равен высоте Гималаев. Тотчас лайнер оказался как бы в огромном туннеле, по обе стороны которого лежал плотный снег. Дирк невольно вздрогнул, но тут же осознал, что это не снег, а облака, и расслабился.
Видимо, облачный слой был очень плотным, поскольку Лондон он видел всего несколько мгновений, а потом, совершенно неожиданно, лайнер совершил мягкую посадку. Сразу же нахлынули звуки внешнего мира — металлические голоса из динамиков громкоговорителей, лязганье люков, а громче всех остальных шумов — затихающий рокот мощных турбин.
Мокрый бетон, ожидающие машины, серые тучи над головой — все это развеяло последние романтические впечатления от полета. Моросил дождь. До смешного маленький тягач повез громадный лайнер к стоянке. Лайнер больше напоминал какое-то гигантское морское животное, чем воздушный корабль. Над реактивными двигателями поднимались маленькие струйки пара, с крыльев стекала вода.
К радости Дирка, у таможенного барьера его встретили. Как только таможенники проверили его фамилию в списках пассажиров, к нему устремился полноватый пожилой мужчина и протянул руку:
— Доктор Алексон? Рад знакомству. Моя фамилия Мэтьюз. Я отвезу вас в штаб-квартиру в Саутбэнке[3] и буду вас сопровождать, пока вы в Лондоне.
— Рад слышать, — улыбнулся Дирк. — Полагаю, за это я должен поблагодарить Мак-Эндрюса?
— Именно. Я — его помощник по связям с общественностью. Позвольте, я возьму вашу сумку. Мы отправимся метро-экспрессом. Это самый быстрый путь. Можно добраться до центра, не глядя на окраины. Но есть одна загвоздка.
— Какая?
Мэтьюз вздохнул:
— Вы будете просто поражены тем, сколько людей благополучно пересекают Атлантику, а потом исчезают в подземке и больше их никто никогда не видит.
Сообщая эту невероятную новость, Мэтьюз даже не подумал улыбнуться. В дальнейшем Дирк узнал, что, обладая своеобразным чувством юмора, Мэтьюз неизменно сохранял бесстрастное выражение лица и практически никогда не смеялся. Весьма странная получалась комбинация.
— Одного я никак не пойму, — признался Мэтьюз, когда длиннющий красный поезд отъехал от платформы. — К нам прибывает множество американских ученых, но я догадывалось, что вы далеки от техники.
— Верно. Я историк.
Мэтьюз весьма выразительно поднял брови.
— Наверное, это звучит довольно загадочно, — продолжал Дирк, — но зато вполне логично. В прошлом события редко описывались с надлежащей точностью. Теперь, конечно, у нас есть газеты и кинофильмы — но просто поразительно, как порой вне поля зрения остаются очень важные вещи — и лишь потому, что все воспринимают их как данность. Скажем, тот проект, над которым вы работаете, — один из самых величайших в истории, и, если он осуществится, это изменит будущее так, как его не изменяло до сих пор ни одно событие. Поэтому мой университет решил, что рядом с учеными должен быть профессиональный историк, чтобы ни одна важная подробность не была упущена.
Мэтьюз кивнул.
— Что ж, вполне разумная мысль. И для нас, не имеющих отношения к науке, приятный момент. Признаться, нам несколько надоели разговоры, в которых три слова из четырех — математические символы. Но все же, я полагаю, у вас имеется неплохое техническое образование?
Дирк смутился.
— Честно говоря, я уже пятнадцать лет не имел дела с точными науками — да и раньше не относился к ним слишком серьезно. Придется многому учиться заново.
— Не волнуйтесь. У нас есть сжатый спецкурс для усталых бизнесменов и престарелых политиков. Вам предоставят необходимый объем знаний. Вы будете просто потрясены, как много вам удастся почерпнуть, просто слушая наших боффинов.
— Боффинов?
— Господи, вы не знаете этого слова? Оно появилось во времена войны и относится к любому длинноволосому ученому типу с логарифмической линейкой в кармане жилета. Да, пожалуй, будет лучше сразу ознакомить вас с нашим приватным сленгом. В нашей работе так много новых идей и понятий, что приходится изобретать новые слова. Надо было вам еще и филолога с собой прихватить!
Дирк промолчал. Бывали моменты, когда грандиозность стоящей перед ним задачи поражала его. В ближайшие шесть месяцев должен был наступить завершающий этап работы, которую вели тысячи человек на протяжении полувека И он, Дирк Алексон, станет свидетелем исторического события, которое произойдет на краю света, в австралийской пустыне, и взглянет на это событие глазами будущего, и опишет его так, чтобы через столетия люди смогли ощутить дух этого века, этого времени.
Они с Мэтьюзом вышли на станции «Нью-Ватерлоо» и пешком прошли несколько сот метров до Темзы. Мэтьюз был прав, сказав, что так лучше всего увидеть Лондон в первый раз. Дирк залюбовался широкой набережной, построенной всего двадцать лет назад. Его взгляд остановился на соборе Святого Павла. Омытый дождем купол через просвет в тучах озаряли лучи солнца. Дальше, выше по течению реки, возвышались величественные белые дома перед Черинг-Кросс, но зданий Парламента за изгибом Темзы отсюда видно не было.
— Неплохой вид, не правда ли? — проговорил Мэтьюз. — Теперь мы гордимся этим районом, а тридцать лет назад тут были сплошные верфи и илистые берега. Кстати — видите корабль?
— Вы имеете в виду юн тог, у противоположного берега?
— Да. Знаете, что это за корабль?
— Понятая не имею.
— Это «Дискавери» — судно, на котором капитан Скотт[4] ходил в Антарктиду в начале века. Я часто смотрю на этот корабль по дороге на работу и гадаю, что бы Скотт мог подумать о том маленьком путешествии, которое задумали мы.
Дирк устремил взгляд на изящный деревянный корпус корабля, на стройные мачты и обшарпанную дымовую трубу, и у него возникло впечатление, будто набережная исчезла и старинный корабль, дымя трубой, плывет между стенами льда к неведомой земле. Он мог понять чувства Мэтьюза, у него возникло сильнейшее ощущение непрерывности истории. Нить, соединявшая Скотта с Дрейком[5], Рейли[6] и еще более ранними путешественниками, не прервалась: изменился только масштаб событий.
